Ракоскорп был вполне реальным, хотя его поведение отличалось от всего, что о них читал Талавир на Матери Ветров. Они держались своего ареала. И уж точно не преследовали жертв: были слишком тупыми для этого. Ракоскорп, как и

Талавир, сохранял дистанцию: не нападал, но и не отставал от акинджиев, будто тоже наблюдал за мальчиком. Грифон его заметил, вытянул шею и тревожно забил крыльями. Ракоскорп не входил в его рацион, однако Симург был готов на него напасть. Сказывалась нехватка пищи, вызванная хаотическими суерными бурями. Они свирепствовали сильнее, чем когда-либо, мешая птицевой охоте. Амазе, а может быть, Таргу, удавалось спасать их от стихии. А

Талавира оставалось только наблюдать за разрушительными последствиями бурь. На днях он видел превращенных в глиняные фигуры копеек, застывших с вытянутыми мордами и вросшими в землю лапами. Блеск суету на их спинах свидетельствовал о том, что буря прошла совсем недавно. Грифон затосковал, когда увидел, во что превратилась его потенциальная добыча. Если так пойдет дальше, грифон начнет голодать. И даже лакомство — кровавая соль из его тела — не поможет.

Талавир отодрал еще один ломтик из своего тела и бросил птицу, а когда поднял глаза, то увидел, что небо на севере потемнело. Это произошло мгновенно, словно на суерный купол с той стороны накинули покрывало. Талавир вскочил на грифон и приказал лететь. Он должен был снова предупредить о буре. Желание защитить детей стало фанатичным. Это чувство он делил с Амагой, хотя конечные цели у них были разными: она хотела сохранить тело Бекира для брата, а Талавир — обезопасить парня от алчных посягательств ведьмы и бурь. Кроме того, он боялся, что караван просто не дойдет до Матери Ветров. Даже Саша Бедный, несмотря на все его амулеты, не знал, что делать с новым безумием, охватившим Дешт. Годами выверенные приметы не работали, бури возникали подряд, мгновенно разворачивались или исчезали быстрее, чем они могли спрятаться. Вот и сейчас пылевой занавес словно вырос из-под земли, соединился с темными тучами в небе и подвинул на караван.

Амага отчаянно закричала.

— Разворачивайтесь! За вами буря, — прокричал Талавир, кружа над ними. Черная Корова приветливо помахала, будто не заметила опасности. Она сидела впереди Шейтана. Бекир, который сегодня ехал с Джином, поднял руку, словно и себе хотел поздороваться, но жест погас по дороге. Саша Бедный недовольно посмотрел туда, куда показывал Талавир.

— Проскочим, — прохрипел акинджий. — Из-за твоих разворотов мы уже потеряли два дня.

— Зато головы сохранили. Не дури, я видел хвост. Он заворачивает в вашу сторону.

Каждый раз повторялось то же самое. Талавир словно уговаривал Сашу Бедного спастись от бурь. И каждый раз Саша Бидный делал вид, что это его личное решение.

Если бы мог, Талавир охотно оставил бы акинджию глотать песок.

— Спаси детей, ты этого хочешь? — вмешалась Амага. Она почувствовала ярость

Талавира, как акула — кровь. — Забирай их на грифон и лети.

Так легко было поддаться искушению. Увести детей в безопасное место, вернуться в Белокун, попытаться найти другое тело для Тарга — ребенка, о котором говорила большая мать из пещеры. Даже Амага соглашалась обменять

Бекира на другого ребенка, главное найти вместилище для тарга. Освободиться от духов, спасти себя, а может, и Ма. Разве велика цена — жизнь незнакомого ему ребенка? Талавир поймал смущенный взгляд Бекира и приказал Симургу подняться в небо. Правда была в том, что он не хотел отдавать на растерзание джадалу ни душу.

На земле, несмотря на усиливающийся ветер, разгорелся спор.

Марш истощил акинджиев. Саша Бедный позволял останавливаться всего на несколько часов. Скифянка что-то кричала, размахивала кнутом и показывала в сторону, куда призвал идти Талавир. За ее спиной щурился Ниязи.

Небо на севере стало грязно-красным. Как огромная лапа, по земле потянулось пылевое облако. С северо-запада начал вытягиваться вихревой хвост.

В его темном нутре вспыхнули первые молнии. На голове Саши Бедного поднялись наэлектризованные пряди. В носу защипало пыль и суету. Наконец акинджий отдал приказ отправляться. Талавир увидел, как он махнул пятнистой от язв рукой, и только тогда заметил, что Черной Коровы нет рядом с

Шейтаном. Он снизился, пытаясь разглядеть девочку. Шейтан закричал и запрыгал в седле, привлекая внимание Черной Коровы, которая не спеша возвращалась от засохшего тамариска. Видимо, девочка воспользовалась спором, чтобы сходить к ветру. Но не рассчитала скорость развертывания бури. Черная Корова удивленно развернулась к пыльной стене, мгновенно остолбенело наблюдала за хвостом бури и наконец под общие крики побежала к тулпару. Никто на земле не заметил, как под ее пятками сдвинулась земля. Она едва успела устроиться позади Шейтана, когда в шаге от тулпара встал ракоскорп. Он вылез из земли почти на весь корпус и угрожающе развел клешни. Тулпар испуганно вздрогнул.

Шейтан потянул за вожжи, пытаясь усмирить животное. Черная Корова вцепилась в его спину, пытаясь удержаться в седле. И вдруг что-то случилось с ее руками. Из-под пальцев закурился дым. Ладони охватил огонь. Но на лице

Черной Коровы не было боли, только растерянность и чувство вины, как у ребенка, навредившего в присутствии взрослого. Шейтан удивленно развернул голову.

Это движение окончательно запутало тулпара. Животное не удержало равновесия и завалилось на бок. Сквозь шум бури Талавир услышал крик Бекира. Мальчик вырвался из объятий Саши Бедного, спрыгнул с седла и уже бежал на помощь Черной Корове.

Ракоскорп, словно только этого и ожидал, ринулся наперерез Бекиру.

— Буря! — закричала Амага внутри Талавира.

От ее крика голову пронзила боль, но для Талавира больше не существовало ничего, кроме решительного лица Бекира и ракоскорпа, готового вцепиться в мальчика. Он направил Симурга на земляного членистоногого. Бекир упал от взмаха крыльев и чудом не попал под острые когти птичьего. Мальчик отполз, а грифон несколько раз дернул по голове ракоскорпа. Ветер становился все сильнее, Талавир едва держался на спине грифона, ракоскорп не стал драться, а быстро зарылся в землю. Акинджии подобрали детей, закинули на тулпаров и со всех ног поскакали от бури. Глаза Талавира забивал песок. Он